Как я работал в израильском общепите
Разумеется, работа снова оказалась у черта на рогах, в соседнем городе. Но зато наконец-то завод оказался действительно заводом, крупным и современным.
Столовая тоже выглядела пристойно, всё чистенько, разноцветные стулья, кондиционеры. Короче, я приступил.
Разумеется, работа снова оказалась у черта на рогах, в соседнем городе. Но зато наконец-то завод оказался действительно заводом, крупным и современным.
Столовая тоже выглядела пристойно, всё чистенько, разноцветные стулья, кондиционеры. Короче, я приступил.
Первый день, правда, я все же был приставлен к мытью посуды. Но тут все было впечатляюще. Грязные тарелки нужно было составлять на сетчатые пластиковые поддоны и могучий конвейер затягивал их в огромную посудомоечную машину, где и происходило таинство. С противоположной стороны выползали девственно чистые предметы, которые просто нужно было расставлять на полки, чему я, надо сказать. довольно быстро обучился. Это произвело впечатление на старожилов. Судя по всему, к ним еще ни разу не нанимался настолько сообразительный посудомойщик. И тогда началась моя головокружительная карьера в сфере общепита.
На второй день мне предложили переместиться на участок нарезки салатов. Опять же здоровенная машина мельчила за секунду любые продукты, которые ей скармливали. И, когда я с ее помощью нашинковал несколько исполинских тазов разных овощей, коллектив пришел к выводу, что я Тот Самый, и что мне, пожалуй, можно доверить что-нибудь сакральное.
На второй день мне предложили переместиться на участок нарезки салатов. Опять же здоровенная машина мельчила за секунду любые продукты, которые ей скармливали. И, когда я с ее помощью нашинковал несколько исполинских тазов разных овощей, коллектив пришел к выводу, что я Тот Самый, и что мне, пожалуй, можно доверить что-нибудь сакральное.
Как я стал поваром в Израиле
Не знаю, хорошо ли вы знакомы со шницелями. Но думаю, когда сумрачный германский гений сообразил расплющивать кусок свинины до толщины бумаги и размеров тарелки, чтобы потом обвалять его в сухарях и зажарить в масле, он и не подозревал, что его соседи-евреи в один прекрасный день присвоят это изобретение.
Тот факт, что их бог не советовал евреям употреблять свинину, нисколько делу не мешал, поскольку евреи знали, что специально на этот случай бог создал куриц.
При всем разнообразии мяса и рыбы, которое предлагается сотрудникам завода каждый день, большинство из них предпочитали куриные шницели.
То есть мои куриные шницели, скромно замечу я. Потому что я дослужился до шницельмена. Кое-кто называет это шницелиссимус и я не возражаю.
Не знаю, хорошо ли вы знакомы со шницелями. Но думаю, когда сумрачный германский гений сообразил расплющивать кусок свинины до толщины бумаги и размеров тарелки, чтобы потом обвалять его в сухарях и зажарить в масле, он и не подозревал, что его соседи-евреи в один прекрасный день присвоят это изобретение.
Тот факт, что их бог не советовал евреям употреблять свинину, нисколько делу не мешал, поскольку евреи знали, что специально на этот случай бог создал куриц.
При всем разнообразии мяса и рыбы, которое предлагается сотрудникам завода каждый день, большинство из них предпочитали куриные шницели.
То есть мои куриные шницели, скромно замечу я. Потому что я дослужился до шницельмена. Кое-кто называет это шницелиссимус и я не возражаю.
Каждое утро я брал килограмм 15 нарезанного узкими ломтиками куриного филе, каждый кусочек осматривал и ощупывал на предмет наличия мелких костей (пища не будет кошерной, если я пропущу хоть осколочек), замешивал секретный вязкий соус, в котором обваливал мясо, и потом бережно расплющивал каждый ломтик филе в панировочных сухарях. Нужен определенный размер и выверенная толщина.
Поначалу я же их и жарил во фритюре. Но вскоре доверил это менее сообразительным сотрудникам, чтобы освободиться для других занятий, требующих природного таланта.
За девять месяцев работы я освоил высокое искусство мойки посуды, приобщился к премудростям чистки овощей, поражал воображение коллег виртуозной стремительной нарезкой продуктов и внушал уважение недюжинной силой при разгрузке машин, которые завозили к нам буквально тонны деликатесов.
Мой рабочий стол уступал, конечно, приличному рабочему месту в офисе. Тут как минимум не было кресла. Но я мог гордиться безупречным порядком на вверенном мне участке.
За девять месяцев работы я освоил высокое искусство мойки посуды, приобщился к премудростям чистки овощей, поражал воображение коллег виртуозной стремительной нарезкой продуктов и внушал уважение недюжинной силой при разгрузке машин, которые завозили к нам буквально тонны деликатесов.
Мой рабочий стол уступал, конечно, приличному рабочему месту в офисе. Тут как минимум не было кресла. Но я мог гордиться безупречным порядком на вверенном мне участке.
Любопытно, что ножи на стене имеют разноцветные ручки. И разделочные доски, которые можно увидеть под столом, тоже отличаются по цвету. Скажете, для красоты? Ну, спору нет, оно так повеселее. Но дело в другом.
С каждой группой продуктов можно было работать только определенным ножом и только на предназначенной для этого доске. Скажем, зеленый цвет - это куриное мясо. И не дай бог начать резать его ножом с красной ручкой на коричневой доске, потому что они строго для овощей. И так для всего - для фруктов, для зелени, для хлеба. Ибо кашрут, то есть строжайшие запреты и ограничения, существующие для того, чтобы пища была чистой в религиозном понимании этого слова. Не буду сейчас углубляться в тему кошерности, лучше посвящу этому потом отдельную статью.
С каждой группой продуктов можно было работать только определенным ножом и только на предназначенной для этого доске. Скажем, зеленый цвет - это куриное мясо. И не дай бог начать резать его ножом с красной ручкой на коричневой доске, потому что они строго для овощей. И так для всего - для фруктов, для зелени, для хлеба. Ибо кашрут, то есть строжайшие запреты и ограничения, существующие для того, чтобы пища была чистой в религиозном понимании этого слова. Не буду сейчас углубляться в тему кошерности, лучше посвящу этому потом отдельную статью.